Успокоившись после страстей по медведю, мы возвращались домой вдоль ручья у карьера. На Амыле увидели удручающую картину – ручей впадал мутной бурой жижей, и река, ниже по течению, становилась того же грязного цвета. Вспомнились наши безуспешные попытки порыбачить и сетования старых рыбаков-охотников о том, что теперь весной в Амыл не заходят лососевые…

Карьер выглядел еще более удручающе. Отвалы отработанной породы образовывали большие, хаотичные «дюны» без малейшего признака растительности. Карьер занимал большую площадь, и пока мы с мужем проходили через него, наступили сумерки. Чтобы идти в кромешной тьме было веселее, мы вспоминали, как на меня бежал «медведь» и подражали его страшному крику. «Гау» кричала я вовсю мочь, «Гау» вторил муж басом, и карьер отвечал нам многократным эхом… Нам было весело, мы хохотали, и гау-кали почти до самого дома.

Утром следующего дня в стане старателей была суматоха – многие собирались на охоту, а из уст в уста передавали свидетельство одного из рабочих. Вечером накануне, он возвращался с охоты вдоль ручья и слышал, как два «нахальных козла» перекликались в карьере. Он даже уже решил стрелять на голос, но потом передумал, потому что найти в темноте тушу было бы сложно, у него не было с собой фонарика.

От этого рассказа нам стало жутко, потому что по времени возвращения этого охотника выходило, что это мы с мужем и были «козлами». Хорошо, что наше веселие не имело трагических последствий…

Через пару дней муж опять пошел на Амыл за утками. Его долго не было, вернулся он с косулей на плечах. Как он дотащил тушу в сорок или даже более килограммов через все ухабы карьера? Очень старался. Хотел показать мне косулю во всей своей нетронутой красе – с рогами, копытами и шкурой. И мужу было, чем хвастать - это был крупный самец.

Как часто случается на охоте – удача его была случайной. Он вовремя оказался в нужном месте. Вышел осторожно, так что пасшиеся у реки косули его не заметили. В самок он стрелять не стал, весной они ждут потомство, а вот главе этого семейства повезло меньше…

Пока разделывали тушу, наступил глубокий вечер. Первую крупную добычу мужа чествовали всем миром – жарили шашлыки из свежей дичи. Мужчины рассказывали друг другу о своих охотничьих трофеях, приправляя их крепкой бражкой, почти до самого утра.

Шашлык из косули был жестковатый, но вкусный. А вот другие блюда из того же самого мяса меня не впечатлили. Может зимний скудный прокорм влиял на вкусовые качества мяса, а может долгий переход на летние пастбища пропитывал мясо тревогами…

Вскоре пришла пора расставаться с Амылом. Через неделю пришел грузовой фургон, который почти двое суток вывозил нас из тайги. Мы проезжали через тот же перевал, который видели осенью, когда заезжали на метеостанцию. Многие километры тайги теперь были выжжены лесным пожаром. Черная от гари земля с редкими обгоревшими стволами елей и кедров провожала нашу машину мертвенной тишиной.

Нас оставили у въезда в Минусинск. Отсюда мы должны были поездом добраться до Красноярска. Денег на билеты у нас не было– все истратили осенью на продукты. Положение было критическим, но мир не без добрых людей – под честное слово нам одолжили денег, сутки мы пережили на скамеечках Минусинского вокзала, а еще через сутки оказались в Красноярске.

Мужу предложили перевод в Хакассию, на метеостанцию у Саяно-Шушенского заповедника. Пара недель ушла на оформление бумаг, переезд из Красноярска в Абакан, и обычные продуктовые закупки на год вперед. А потом мы оказались на Саяно-Шушенской гидроэлектростанции, потрясающей своими размерами и мощью. Впечатления от вида с вершины плотины были сильными, но искусственное безбрежное море за ней было еще круче.

К месту нашей работы добирались небольшим катером почти два дня. Слушали истории о строительстве плотины и заполнении водохранилища, разглядывали безлюдные девственные берега. Все было ново – тайга отличалась от той, что была у Амыла. На прибрежных скалах, иногда, можно было разглядеть в бинокль грациозных животных с красивыми загнутыми назад большими рогами. Гордость Саяно-Шушенского заповедника – сибирский горный козел, или по-местному – козерог, не обращал на наш катер ни малейшего внимания. Это был их мир, а мы в этом мире были гостями…

 

(Продолжение следует)

Марианна Камышанская

< Предыдущая		Следующая >